Как уже говорилось выше, в семидесятые годы в поэзии “хайкай” особенной популярностью пользовалась школа Данрин, вокруг которой группировались поэты, относившиеся к поэзии исключительно как к игре, их целью было заинтриговать, удивить читателя, поэтому они строили свои стихи на вычурных образах, на словесной игре, считая самым важным сочинять быстро и много. Изначально ратовавшая за полную свободу от канонов, школа Данрин в конце концов создала свои собственные каноны, возведя в принцип неправильность формы и смысловую неопределенность.
К началу восьмидесятых годов школа Данрин стала постепенно утрачивать свое влияние и на первый план выдвинулись такие поэты, как Гонсуй (Икэниси Гонсуй, 1650-1723), Оницура (Уэдзима Оницура, 1661-1738), для которых поэзия была не затейливой словесной игрой, а прежде всего способом выражения мыслей и чувств поэта. Появившиеся в те годы сборники - “Хигаси никки” (”Восточный дневник”) Гонсуя (1680), “Нанахякугодзюин” (”Семьдесят пять строф”) Синтоку (1680), “Мусасибури” (”В стиле Мусаси”) Тири (1682), “Минасигури” (”Полые каштаны”) Кикаку (1683) - свидетельствуют о возникновении новых веяний в поэзии “хайкай”. Авторы этих сборников стремились расширить и обогатить лексикон “хайкай”, охотно заимствовали образы из китайской поэзии, ввели в обиход китайскую лексику.
Эти новые веяния поддержал и Басё, к тому времени уже добившийся признания в качестве главы новой поэтической школы. В 1680 году был опубликован первый сборник школы Басё “Тосэй дэйдокугин нидзюкасэн” (”Двадцать одиночных циклов “касэн”, созданных учениками Тосэя”), в котором участвовали Сампу, Бокусэки, Ранран, Рансэцу, Ки-каку, Бокутаку - всего 21 человек. Вслед за ним появилось еще несколько сборников, составленных учениками Басё, и подтвердивших их намерение стать лидерами нового течения в поэзии “хайкай”. Желая соответствовать новым поэтическим идеалам, Басё взял себе псевдоним Кукусай (букв. “Кабинет беззаботной легкости”), перестал участвовать в поэтических собраниях в качестве судьи и зимой 1680 года, покинув дом в Одавара, где прожил около пяти лет, поселился в местечке Фукагава на берегу реки Сумида. С тех пор, сделавшись, подобно древним китайским поэтам, нищим отшельником, Басё жил на попечении своих друзей и учеников, тех, у кого его идеи вызывали сочувствие. Для них же дом Басё стал прибежищем, дарующим покой и тишину их уставшим от городской суеты душам, той самой Деревней, Которой Нет Нигде, о которой говорится в “Чжуан-цзы”. Именно в те годы и возник образ идеального поэта-отшельника, обретающего гармонию в единении с миром природы, который фигурирует в более поздних произведениях Басё. Сначала, по примеру своего любимого китайского поэта Ду Фу, Басё называл свою хижину “Приютом причаливающих лодок”- “Хакусэндо”, но, когда в саду пышно разрослась посаженная вскоре после переезда в Фукагава банановая пальма (”басё”), соседи дали дому новое название - “Банановая хижина” (”Басёан”), хозяин же ее начал именовать себя Банановым старцем - Басё-окина. (Впервые этот псевдоним был использован в 1682 году, под ним в сборнике “Мусасибури”, составленном Тири, было опубликовано такое трехстишие:
Ураган.
Слушаю - дождь по тазу стучит.
Ночная тьма
Скоро Банановая хижина стала признанным центром нового направления в поэзии “хайкай”.
В конце 1682 года в Эдо случился большой пожар, и Банановая хижина сгорела. С трудом спасшийся Басё отправился в провинцию Косю, где нашел приют в доме своего давнего друга Такаяма Дэнъэмона. Весной следующего 1683 года он вернулся в Эдо, а к зиме снова перебрался в Фукагаву, в восстановленную стараниями учеников Банановую хижину, где, однако, не прожил и года: очевидно, остро ощутив, сколь тщетны попытки укрыться от мира, Басё решает начать жизнь странника и к концу лета 1684 года, сопровождаемый одним из своих учеников, Тири, отправляется в первое странствие, позже описанное в
путевом дневнике “Нодзарасикико” (”В открытом поле”, 1685-1687). Побывав на родине в провинции Ига, Басё идет в Ёсино, Ямасиро, Мино, Овари, затем уже в 1685 году выходит на дорогу Кисо и к концу весны возвращается в Эдо.
“Хокку”, написанные Басё во время этого путешествия, равно как и созданные им и его учениками циклы “нанизанных строф” (”касэн”), свидетельствуют о новых изменениях, произошедших в “стиле Басё” - “сёфу”. Если в первой половине восьмидесятых годов Басё постоянно обращался к китайской поэзии, надеясь именно в ней найти ту истину поэзии, к которой он стремился всю свою жизнь, то во второй половине восьмидесятых годов он сосредоточил внимание на окружающем мире, словно заново открыв для себя его ценность, причем главной идеей, определившей творческие искания поэта этих лет, стала идея гармонического единения человека с природой, единения, в результате которого и рождается подлинная поэзия. Басё почти перестал употреблять китайскую лексику, в его стихах появилась строгая простота и изящество, характерные для зрелого стиля “сёфу”. Последующее десятилетие (1684- 1694 годы) отмечено расцветом школы Басё, которая выдвигается на ведущее место среди школ “хайкай” как Эдо, так и Киото.
Каковы же особенности “стиля Басё”, что нового принес он в поэзию “хайкай”? Пожалуй, едва ли не самым главным является соединение, даже можно сказать, сплавление искусства и повседневной жизни. Если до Басё поэзия “хайкай” была прежде всего словесной игрой, то для него она стала выражением самой жизни. Поэты школы Басё стремились находить красоту в повседневности, там, где ее не искали поэты “вака” и “рэнга”. Как говорится в трактате “Сандзоси” (1702), написанном учеником Басё Дохо (Хаттори Дохо, 1657-1730), если прежние поэты воспевали соловья, который поет на ветке сливы, то нынешние подмечают, как он “роняет помет на лепешку”.
Основой стиля Басё было соединение, слияние пейзажа и чувства в пределах одного стихотворения. Причем соединение это непременно должно было быть следствием гармонического слияния поэта и природы, которое, в свою очередь, становилось возможным лишь в том случае, когда поэт отказывался от “собственной воли”, своего “я” (”сии” ) и стремился лишь к обретению “истины” (”макото”). Басё считал, что если поэт стремится к “истине”, к искренности, “хокку” возникнет само собой.
Использовав достижения поэзии “вака” и “рэнга”, Басё соединил их с приземленностью и простотой “хайкай”, а в качестве основных эстетических принципов обновленной поэзии выдвинул понятия “саби” (изысканная строгая простота, возникающая в результате отстранения души поэта от суетности и пестроты повседневной жизни), “сиори” (выражение красоты “саби” непосредственно в словесной ткани стиха, в его содержании), “хосоми” (изысканность и тонкость внешнего облика стиха, которая помогает раскрыть красоту “саби”), “каруми” (красота простоты и непритязательности, выражение глубокого смысла в простой и понятной форме).
Большое значение Басё придавал также понятию “ниоидзукэ” - “придание аромата”. Он считал, что и “нанизывая строфы”, и сочиняя каждую отдельно взятую строфу, поэт должен стремиться к богатству внутреннего смысла, к выбору слов, вызывающих у читателя множественные ассоциации и заставляющих его ощущать прелесть затаенного, невысказанного. Выдвинутые Басё эстетические понятия были подробно разработаны его учениками.
За странствием 1684 года последовали другие, странствиям Басё отдавал все свои силы, в странствиях закалялся его дух и совершенствовалось его мастерство. Черпая силы в старом, он постоянно шел к новому. Начиная с середины восьмидесятых годов и до самой своей смерти Басё почти постоянно был в пути, лишь ненадолго возвращаясь в Банановую хижину.
Во время одного из таких возвращений в 1686 году в Банановой хижине было проведено знаменитое “Состязание лягушек” (”Кавадзу авасэ”), в котором участвовали Басё, Сэнка, Содо, Сампу, Бокутаку, Рансэцу, Кикаку, Сора, Кёрай. Обсуждению подверглись двадцать пар трехстиший о лягушках, первую из которых составили знаменитое трехстишие Басё:
Старый пруд.
Прыгнула в воду лягушка.
Всплеск в тишине
(пер. В. Марковой) и трехстишие Сэнка:
Беззаботно-беспечно
Смотрит лягушка, сидя
На плывущем листке
Позже стихотворения, подвергшиеся обсуждению, вместе с замечаниями участников были опубликованы Сэнка.
В августе 1687 года Басё, вместе со своим учеником, поэтом Сора, и дзэнским монахом Соха совершает паломничество в святилище Кзсима, находящееся к северо-востоку от Эдо. Результатом его стали путевые записки “Путешествие в Касима” (”Касима-кико”). Вернувшись из Касима, Басё почти сразу же снова покидает Эдо, на этот раз он идет на юго-запад, проходит через провинции Овари, Ига, Исэ, затем заходит в Есино, Нара, Осака, добирается до заливов Сума и Акаси. Впечатления этого путешествия легли в основу “Записок из дорожного сундучка” (”Ои-но кобуми”), которые Басё начал писать, очевидно, вскоре после своего возвращения в Эдо, закончил же в 1690-1691 году. (Подобно большинству прозаических произведений Басё, опубликованы “Записки” были в 1709 году, уже после смерти поэта).
Встретив новый 1688 год на родине, в Ига, Басё расстается с сопровождавшим его в этом путешествии Тококу, и один доходит до Нагоя, откуда в сопровождении другого своего ученика, Эцудзина, через провинции Мино и Синано возвращается (к концу 1688 года) в Эдо. Основным моментом этого путешествия было любование луной на горе Обасутэ в Сарасина (провинция Синано, нынешнее Нагано), описанное в путевых записках “Путешествие в Сарасина” (”Сарасинакико”), написанных скорее всего в 1688-1689 годах. Возможно, именно в суровом снежном краю Синано Басё и укрепился в своем давнем намерении отправиться еще дальше на север, что и осуществил в следующем, 1689 году.
На этот год приходилась пятисотлетняя годовщина со дня смерти любимого поэта Басё, Сайгё, и, возможно, одной из главных целей Басё было почтить память своего великого предшественника, побывав в местах, им некогда воспетых. Так или иначе, 27 мая 1689 года в сопровождении одного из самых преданных своих учеников, Сора, Басё покидает Эдо и около трех месяцев скитается по северным провинциям, после чего, пройдя вдоль западного побережья острова Хонсю, в августе добирается до местечка Оогаки провинции Мино (центральная и южная часть современной префектуры Гифу), которое становится конечным пунктом самого знаменитого его путешествия, описанного в одном из лучших прозаических произведений поэта - путевых записках “По тропинкам Севера”.
Уже по “Запискам из дорожного сундучка” можно судить о том, что в конце восьмидесятых годов Басё очень много размышлял о японских поэтических традициях, о том, как эти традиции претворяются в поэзии “хайкай”. Собственно и странствия так привлекали его не только потому, что, бродя по стране, он встречался с разными людьми и наблюдал их жизнь (по мере сил приобщая их к своим взглядам на поэзию), любовался прекрасными видами природы, но еще и потому, что странствия эти были полны волнующих встреч с предшественниками, с поэтами, жившими и творившими задолго до него. Бродя по местам, воспетым в древней поэзии “вака”, он словно бросал вызов ее традициям, стремясь показать то новое, что открыли поэты “хайкай”. У Басё постепенно сформировался особый взгляд на традицию, который позже был зафиксирован в эссе “Слово о прощание с Кёрику”: “не надо искать “следы древних”, надо искать то, что искали они”. То есть главная задача поэта не в усвоении законов поэтического мастерства, приемов и средств, разработанных его предшественниками, а в проникновении в сокровенную сущность поэзии, в ее “истину”, которая спокон веков была главной целью всех поэтов, целью, ради достижения которой и возникали разнообразные поэтические системы.
Очевидно, именно в то время, постоянно блуждая от “вака” к “хайкай”, он и пришел к идее о равной ценности и гармоническом единстве в поэзии “неизменного” и “текучего” (”фуэкирюко”). Изменчивость, “текучесть” (”рюко”) страннической жизни заставила его осознать ценность “неизменного”, “вечного” (”фуэки”). К этому времени само понятие “странник” стало выражением внутреннего мира Басё, и не зря именно тогда он взял себе псевдоним Фура-бо - “Кисея на ветру”.
Прямо из Оогаки, не возвращаясь в Эдо, он отправляется на родину, в Ига, где проводит около трех месяцев, затем снова пускается в путь и около двух с лишним лет бродит по окрестностям Киото: весной 1690 года навещает в Оми поэта Тинсэки и пишет эссе “Храмина безмятежности”, в апреле поселяется в хижине Призрачная обитель (Гэндзюан), где пишет эссе “Записки из хижины “Призрачная обитель”", а в августе переезжает в монастырь Гитюдзи в Оцу. В 1691 году весной Басё проводит около двух месяцев в хижине Опадающей Хурмы (Ракуси-ся) Кёрая в Сага, где пишет “Дневник из Сага”.
В конце 1691 года после почти трехлетнего перерыва Басё возвращается в Эдо и встречает новый 1692 год во временном жилище на улице Татибана неподалеку от Нихонбаси. В Банановой хижине давно уже жили другие люди, и возвращение в нее было сопряжено с определенными трудностями. В этом же году на средства, предоставленные Сампу, начинается строительство новой хижины, неподалеку от прежней, и в мае Васё перебирается туда. Тог да же он пишет эссе “Слово о пересадке банана”. В эти годы Басё пишет в основном прозу. Во всяком случае, после возвращения в Фукагава он не издал ни одного собственного сборника, только наблюдал за работой учеников над составлением их сборников, которые позже вошли в так называемое “Семитомное собрание хайкай” (”Хайкай-ситибусю”, 1732-1733), наиболее полно представляющее поэзию “хайкай” школы Басё.
Японская Поэзия. Мацуо Басё. Хайку
Японская Поэзия. Мацуо Басё. Хайку (часть 2)
Японская Поэзия. Мацуо Басё. Хайку (часть 3)
Японская Поэзия. Мацуо Басё. Хайку (часть 4)